Конфуцианство утверждает, что женщина абсолютно и безусловно стоит ниже мужчины. Ее первый и основной долг состоит в том, чтобы повиноваться мужу и родителям, поддерживать порядок в доме и рожать здоровых мальчиков. Акцент делался на ее биологической функции, а эмоциональная жизнь отодвигалась на второй план. Непорочность считалась залогом нормальной семейной жизни и непрерывного рождения потомства, особо подчеркивалось, что женщина должна вести безупречную жизнь. Конфуцианцы провозгласили принцип изолированности полов, доведя его до абсурда:

«Мужчина и женщина не пользуются одними и теми же вешалками. Жена не должна вешать свои вещи на подставку мужа, она не может их положить в один ящик с ним. Муж и жена никогда не моются вместе...
Мужчины не обсуждают проблемы женских покоев, женщины не говорят о делах своих мужчин. За исключением тех случаев, когда они принимают участие в жертвоприношениях или погребальных церемониях, мужчина и женщина не передают ничего из рук в руки. Если мужчина что-то подает женщине, она должна принять это на бамбуковом подносе, если же такового не оказывается под рукой, то мужчина и женщина приседают, мужчина кладет предмет на пол, после чего женщина его забирает. Мужчины и женщины не ходят к одним и тем же колодцам или в одно и тоже место омовения. Муж и жена не делят одну и ту же спальную циновку и не заимствуют друг у друга вещи, предметы, включая и одежду. То, о чем говорится во внутренних женских покоях, не должно становиться известным во внешних покоях. То, о чем мужчины говорят снаружи, не должно достигать женских ушей... Когда они идут по улице, мужчины придерживаются правой стороны, а женщины - левой.» («Ли цзи» (Книга ритуалов))
Физический контакт между мужем и женой должен был ограничиваться исключительно супружеской постелью. Как только они с нее вставали, то должны были всячески избегать прямого или косвенного контакта, следить за тем, чтобы не коснуться руками, передавая какую-нибудь вещь, не воспользоваться одной и той же чашкой или тарелкой во время питья и еды.
Надо сказать, что эмоциональная связь между мужем и женой тоже всячески ослаблялась:
«Когда мужчина входит в покои своих женщин, он не должен напевать или делать какие-то знаки рукой.» («Ли цзи») Даже в постели муж и жена не должны были называть друг друга по имени.
Образцовая китайская семья не могла рассматриваться как место сосуществования двух любящих друг друга супругов. Дело в том, что китайцы вообще не включали супружескую любовь как таковую в сферу семейных отношений. В основе традиционной китайской семьи лежали не отношения между мужчиной и женщиной, а отношения поколений, в чем проявлялась полная асексуальность китайской семьи. Принципы, на которых строилась система родства - родословная, поколение, пол и главенствование, не оставляли места для европейского регулянта - любви. Все отношения рассматривались как продолжение отношений отец-сын, т.е. как основанные, с одной стороны, на управлении, а с другой - на чисто этическом уважении и подчинении. Даже свадебный ритуал в конце концов сложился в таком виде, что подчеркивал не то, что сын берет себе жену, а то, что родители берут приемную дочь. В семье жена прежде всего была принадлежностью родителей мужа и именно им она предназначала выполнение своих первейших обязанностей. Муж, в свою очередь, тоже ставил своих родителей многократно выше, чем супругу. Если при смерти родителей муж обязан был демонстрировать столь глубокое горе, как будто он близок к самоубийству, то при смерти жены он выражал лишь сожаление. Китайская семья строилась на понятиях «долга» (и), «почтительности к старшим» (сяо) и «воздаяния» (благодарности) (бао). Такое положение женщины в китайской семье, основанное лишь на реализации понятий «долг», «благодарность», «почитание старших», создавало внутреннюю стрессовую ситуацию и вело к возникновению других союзов между полами, не подвластных столь строгой регламентации.
Надо сказать, китайцы очень терпимо относились к женскому гомосексуализму, полагая, видимо, такие отношения неизбежными при совместном проживании множества женщин. Если подобные отношения становились причиной для самопожертвования или иных благородных поступков во имя любви, их даже превозносили. Ли Юй (1611-ок.1680) сочинил театральную пьесу «Лянь сянь бань» («Любовь к Благоуханной Подруге»), главной темой которой является лесбийская любовь. Госпожа Ши Юнь-цзянь, молодая замужняя женщина, во время посещения храма встречает там красивую и талантливую девушку по имени Юнь-хуа. Между ними вспыхивает страстная любовь, и госпожа Ши обещает девушке, что сделает все возможное, чтоб она стала наложницей ее мужа, и тогда они смогут быть вместе всегда. После многочисленных перипетий госпоже Ши - к удовольствию самого господина Ши - удается осуществить свой замысел.

Односторонность семейных отношений вела к созданию разных союзов людей одного пола, которые нередко создавались как тайные общества, например женские общества «Золотой орхидеи», «Взаимного восхищения», «Красной лампы», «Синей лампы», «Старой лампы». Иногда два члена такого общества заключали взаимный контракт по типу брачного. При его составлении обязательно требовалось взаимное согласие. Одна из партнерш должна была приготовить другой подарок, который бы символизировал ее чувства. В том случае, если подруга принимала подарок, это обозначало согласие, если отвергала - отказ. После вступления контракта в силу эта пара приглашала к себе друзей на ночное пиршество, где принимала поздравления. При желании расторгнуть контракт, они должны были предстать перед особого рода судом, где выслушивали мнение одного из лидеров тайного общества. Обычно после этого следовало какое-либо наказание: нанесение ударов или клеймение позором. Авторы обширного труда «Нравы Китая» отмечают: «Что касается их совместной жизни, хотя они и не могут полностью жить как мужчина с женщиной, но и они могут по-настоящему получать такое же удовольствие, как мужчина и женщина, через массаж и ласки или используя механические средства. Это не является утонченными манерами, и благородному человеку трудно говорить об этом. Эти женщины всегда выбирают последовательниц, предписывая дочери следовать по их стопам, позже их приемные дочери вступали в одно из таких сообществ, как будто они были женами сыновей, и это по-настоящему являлось кровными отношениями. Это очень странно.»
На юге Китая члены таких женских обществ рассматривали свадьбу с мужчиной как один из самых позорных человеческих поступков. Если же их заставляли выходить замуж, они на следующий день после свадебной церемонии покидали дом мужа и возвращались в свое общество.

Источники:
Роберт Ван Гулик «Сексуальная жизнь в древнем Китае».
А. А. Маслов «Образы маскулинности-фемининности и супружеских отношений в традиционном Китае».

 

@темы: Книги, Наблюдения

---

Про любовь...)))

Честно говоря, господа романтики здорово потрудились, выдав значительное количество стихов, поражающих воображение читателя напыщенностью и откровенно воплощенными эгоцентризмом и мужским эгоизмом. Вот, например, прекрасный образчик нашей родимой классики, который при небольшой переделочке (просто опущено несколько строк) вполне способен превратиться вот в такое послание:

Дик Окделл - Катарине

Я не унижусь пред тобою;
Ни твой привет, ни твой укор
Не властны над моей душою.
Знай: мы чужие с этих пор.
Ты позабыла: я свободы
Для заблужденья не отдам;
И так пожертвовал я годы
Твоей улыбке и глазам,
И так я слишком долго видел
В тебе надежду юных дней
И целый мир возненавидел,
Чтобы тебя любить сильней.
Зачем так нежно обещала
Ты заменить его венец,
Зачем ты не была сначала,
Какою стала наконец!
Отныне стану наслаждаться
И в страсти стану клясться всем;
Со всеми буду я смеяться,
А плакать не хочу ни с кем;
Начну обманывать безбожно,
Чтоб не любить, как я любил,-
Иль женщин уважать возможно,
Когда мне ангел изменил?
Я был готов на смерть и муку
И целый мир на битву звать,
Чтобы твою младую руку -
Безумец! - лишний раз пожать!
Не знав коварную измену,
Тебе я душу отдавал;
Такой души ты знала ль цену?
Ты знала - я тебя не знал!

(с)

 

@темы: Книги, Мысли вслух, Наблюдения, Точка зрения

---

Сексуальная жизнь китайцев подчинялась понятию гармонии Инь и Ян и рассматривалась прежде всего с точки зрения увеличения или растраты жизненной энергии. У китайцев не было понятия греховности сексуальных отношений, но было понятие невоздержанности, которая может привести к истощению жизненной силы ци и, как следствие, к болезням, или понятие недостойного поведения, не соответствующего ритуалу ли и церемониалу и, то есть правилам, регулирующим поведение во всех сферах общественной и личной жизни. Считалось, что соединение двух ян не приводит к истощению жизненной силы, поэтому отношение к сексуальной связи между двумя мужчинами было нейтральным, она осуждалась лишь в том случае, когда один из партнеров использовал привязанность другого для получения чрезмерной материальной выгоды или чтоб подтолкнуть того на недостойные поступки. Гомосексуальные отношения высоко ценились, если они побуждали к великим художественным творениям.
У Ай-ди, последнего императора династии Ранняя Хань (на троне 6-1 гг. до н.э.), имелось несколько юных любовников, самым знаменитым из которых был Дун Сянь. Однажды, когда император делил ложе с Дун Сянем, последний заснул, прижав рукав императора. Поскольку императора вызвали для участия в торжественной аудиенции, он достал меч и отрезал свой рукав, чтоб не потревожить возлюбленного. С той поры термин «дуаньсю» (отрезанный рукав) стал в литературе эвфемизмом для обозначения педерастии.
Вообще в китайских источниках педерастия до эпохи Хань упоминается редко. С этого времени она иногда входила в моду и, по-видимому, особенно процветала в начале эпохи Лючао, а потом снова - при Северной Сун (960-1127). В это время существовала категория мужчин, которые зарабатывали себе на жизнь проституцией, и в годы Чжэн-хэ (1111 -1117) был принят закон, преписывающий за подобный промысел сто ударов бамбуковой палкой и большой штраф. При династии Южная Сун (1127-1279) подобные проститутки продолжали существовать, они ходили по улицам одетые и напомаженные, как женщины, и составляли особую гильдию. Но это был период расцвета мужского гомосексуализма. С той поры и до конца династии Мин (1368-1644 гг.) случаи педерастии были не более частыми, чем в большинстве западных цивилизаций.
В то же время подобные отношения могли рассматриваться как нарушающие небесную гармонию, а следовательно, аномальные. Ли Юй (1611 - ок. 1680) по этому поводу писал: «Откуда мы знаем, что отношения мужчины и женщины естественны? Лишь потому, что в мужском теле есть выступ, а женском углубление. Как была создана такая форма? Мужчина и женщина воплощают формы, данные Небом и Землей. То, что в избытке, дополняет то, что в недостатке. Когда это дополняется ровно до нужной точки, тогда вслед за этим наступает удовольствие. (Далее идет речь о том, что в результате происходит зачатие ребенка, что является естественным и, следовательно, не опасным для морали.)
...Что касается мужеложства, то в форме нет различий в наличии и отсутствии. В эмоциях нет взаимного созидания. Я не знаю, чем это привлекательно. Со своих истоков оно заставляет страдать людей. Для чего оно?»
Поскольку мужское и женское - «формы, данные Небом и Землей», то образ этих форм можно воспроизвести и среди людей одного пола, тогда отношения станут социально приемлемым явлениям. Свадьбы между партнерами могли происходить не только в рамках тайных союзов и религиозных сект, но и среди обычных жителей. при этом только требовалось точное повторение традиционных супружеских отношений. Заключение брака сопровождалось брачной церемонией и дорогим подарком. За заключение брачного контракта взымалась плата, в основном чисто символическая. Партнеры, вступившие в подобные связи, считали себя мужем и женой либо братьями, то есть копировали официальные родственные структуры. При этом копировалась не только структура, но и морально-этические установки. Ли Юй в одной из новелл цикла «Беззвучные пьесы» описывает брачный союз между вдовцом Вэй Цифаном и молодым мальчиком, который испытывает к своему «мужу» чувство взаимной благодарности бао. Когда Вэй Цифан желает отпустить своего юного друга, решив, что тому пора заводить нормальную семью, мальчик решает оскопить себя в расплату за доброе расположение (бао энь). Юноша переодевается в женщину, перенимает женские манеры и всячески ухаживает за Вэй Цифаном. А когда тот умирает, забитый палками по наущению завистника, он усыновляет его трехлетнего сына и три раза меняет место жительства, оберегая его от вожделений мужчин. Здесь проводится аналогия с матерью конфуцианского мудреца Мэн-цзы, которая трижды меняла место жительства, создавая наилучшие условия для воспитания сына.

Источники:
Роберт Ван Гулик «Сексуальная жизнь в древнем Китае». СПб., 2004.
Маслов А. А. Образы маскулинности-фемининности и супружеских отношений в традиционном Китае // Этнические стереотипы мужского и женского поведения. СПб.: Наука, 1991.

@темы: Книги, Наблюдения

---

Обозрев современную беллетристику и оборзев окончательно, я пришла к выводу, что есть некий предельный объем, при выходе за который книга становится автоматически плохой. Я не имею в виду циклы, то есть когда повествование строится так, что в каждом томе есть своя завязка-кульминация-развязка, а книги, строящиеся как одно непрерывное повествование. Я понимаю, что традиция телесериалов не могла не оказать своего пагубного влияния и на литературу. В то же время в наиболее качественных телесериалах сюжет как раз членится на отдельные теленовеллы, что и позволяет удерживать внимание зрителя, то есть они близятся по построению или к циклу рассказов, или к роману-фельетону, если брать литературную аналогию.
Роман-фельетон вроде бы идеальная форма для того, чтобы «гнать объем». Повествование строится проще некуда, в хронологическом порядке описываются происходящие с героями события. Однако даже Дюма, автор такого классического романа-фельетона, как «Три мушкетера», почему-то посчитал нужным его закончить, оставшись в пределах первой тысячи страниц. Я думаю, тысяча страниц (приблизительно, разумеется, более точные цифры надо искать в каких-нибудь специальных работах) - это тот объем романного повествования, переступать который себе может позволить только очень талантливый автор. Потому что с этого объема каждое написанное слово начинает играть не за автора, а против него. Во-первых, роман в глазах читателя утрачивает какую-либо форму и структурированность, а значит, автоматически начинает восприниматься как что-то невнятное и затянутое. Во-вторых, автор уже сам устает от повествования, начинает писать все более вяло и все чаще отвлекаться на каких-то второстепенных персонажей, потому что первостепенные ему уже приелись до отрыжки. В-третьих, что еще хуже, персонажи уже надоедают и читателю. Он уже выучивает к этому времени все их душевные движения и порывы, а потому даже сюжет редко может компенсировать этот «эффект осточертевших родственников». Поэтому, на мой взгляд, автор, выбиравший безличную манеру повествования, как ни странно, в конечном счете оказывается в выигрыше. По крайней мере, он не перекармливает читателя заунывными внутренними монологами.

@темы: Книги, Мысли вслух, Наблюдения, Вульгарное литературоЕденье

---

Зашел у нас с тетушкой разговор об Отблесках Этерны. И тетушка сказала то, что я и так частенько слышу и читаю: «После третьего тома книга изменилась...» Далее была ее версия, как и почему изменилась, но об этом я умолчу во избежание скандала. Мне не хочется, чтоб мою тетушку клеймили и оскорбляли за несогласие с линией партии. Надо сказать, что моя тетушка от всех сетевых разборок далека, ни на ЗФ, ни на дайрах не бывает, и поэтому ее мнение никак не может считаться навязанным извне. Это ее собственное мнение, высказанное без всяких моих к тому подначиваний и подталкиваний.

А я в связи со всем этим подумала об идеальном читателе. О том читателе, который грезится любому автору. О читателе, который ЖРЕТ ВСЕ. У него нет никаких ожиданий, он не привязывается к героям, и он читает не про героев, а исключительно из любви к искусству. Если бы этому читателю сразу после второго тома сказали, что в четвертом и седьмом томе Рокэ Алвы будет очень мало, а зато ему будут долго рассказывать о промелькнувшем Давенпорте и неком Фельсенбурге, который появится только через том, он бы запрыгал от восторга и завопил: «ДА! ДА! Я этого и хотел! Я их уже заранее люблю!»
А если бы читатель насупился, обиделся и не запрыгал, то он, разумеется, редиска и бандерлог. Потому что смеет иметь свои читательские ожидания. И хотел, паскуда такая, читать не про Фельсенбурга или Давенпорта, а про Рокэ Алву.
А вообще, на мой взгляд, с ОЭ вышла очень неприятная вещь. Она действительно изменилась. Первые три тома легко прочитываются как роман-фельетон в духе Дюма. Читатель настраивается на такое чтение, то есть он ожидает книгу, где с самого начала введены все главные герои и повествование не будет от них надолго уходить, то есть они так или иначе постоянно будут в поле зрения. А когда читателю такое изменение не понравилось, его стали клеймить за неумение читать. Могу сказать честно, что я, например, если бы начала читать ОЭ с четвертого тома, то хрен бы я ее стала читать дальше. Потому что это совсем не та книга, которая мне понравилась и которую я лично хотела прочитать.

@темы: Книги, Мысли вслух, Наблюдения, Точка зрения, Отблески Этерны

---

Ну хоть кто-то может нормально объяснить...

Без оскорблений и перехода на личности
Пишет  Elendil:

11.11.2009 в 15:45

Ro, ох, эрэа, я конечно никоим боком не профессиональный литературовед-критик, и даже не любитель посему прошу прощения за свою "доморощенную" терминологию, над которой, возможно, посмеялась бы в том числе и сама Вера... но раз уж мы заговорили... вот мое сугубое ИМХО, отчего Вера вполне имеет право - объективное, помимо того, что автор книги изначально обладает первичным правом на видение своих героев - считать Рокэ "фоном эпохи".

Дело в том, что ИМХО, образ Рокэ Алвы - "статичен". Мы видим этого человека как... полностью сформированного, что ли. Его взгляды, его привычки, его манеры, его мнение на тему "что хорошо, что плохо" - все это не претерпевает изменений по ходу книги. При всем при этом, роль этого персонажа в книге (в силу роли этого человека в Кэртиане) - очень велика. От этого он и становится "фоном", во отношениях с которым (во многом) происходит развитием персонажей "динамичных", например, Робера, или Дика. И этот сугубо "литературный" факт совершенно не мешает ему оставаться одним из моих любимых персонажей. Равно как "динамичность" образа Ричарда Окделла ну никак не мешает мне говорить "не называйте сего вьюноша поросенком. Не обижайте честных хрюшек!"

Теперь насчет ухода на вторые роли... чем вам не угодила "объективность" этого ухода? Рокэ связан кровной клятвой - это факт. Плюнуть на эту клятву он не может - в силу своего (см. выше) "сформировавшегося" характера. Просто потому что он Рокэ Алва, честный и порядочный человек, а не безответственный Окделл. Поэтому он ДОЛЖЕН был поехать к тому эшафоту. но точно так же неизбежно, в силу обстоятельств, это неизбежно должно было закончиться тем, чем закончилось: Рокэ - в Багерлее. И никак иначе! Если бы он в той ситуации в одиночку разогнал всю армию, охранявшую место казни, я бы... нет, наверное продолжил бы читать цикл, но отношение к нему у меня стало бы уже другим... С этим вы согласны?

Идемте дальше. Раз Рокэ, как мы выяснили выше, не мог не попасть в Багерлее - то естественно, что из "активных" первых ролей он волей-неволей выпадает! Просто потому, что "сидя на орле, далеко не убежишь" ( (с) одна давняя дискуссия по Профессору), и на первый план неизбежно выходят другие герои.

И наконец, если еще не устали меня читать... Вы обратили внимание, что по сравнению с первыми двумя книгами, после Лика Победы - да и даже уже в ходе оного - начинает поистине стремительно расширяться география событий? Если раньше мы по сути видели два "кусочка" мира - Олларию и Агарис, а если и отклонялись от оных, то при непосредственном участии самого Рокэ (Фельп, Кагета). Поэтому естественно Рокэ мелькал у нас перед глазами постоянно. Теперь дело другое. У нас по прежнему на глазах Оллария, мелькали перед взглядом Алат и Агарис, появился "северный фронт", притом постоянно расширявшийся - сначала был Хексберг, переместившийся в "ставку фок Фарзов", потом добавилась Дриксен, потом Гаунау, вновь "всплыл" Фельп (точнее, Бордон), Вараста, потом опять Кагета... А поскольку Рокж у нас не репортер, то естественно доля его "участия" неизбежно падает на фоне прочих "территорий". Ибо опять же, как и с эшафотом - он не бог, он, Леворукий побери, ЧЕЛОВЕК, и не может быть сразу везде. А там на местах его вспоминают, на него ориентируются, но думать о нем постоянно, чтобы через строчку мелькало - Алва, Рокэ, Маршал, Росио - как то невозможно. У людей своих дел по горло, у них как бы война идет...

Так что это тоже фактор.

Надеюсь, среди этого сумбура я таки сумел донести свою мысль...

URL комментария

И дальше:

в каком-то смысле - именно что фон. На котором мы наблюдаем развитие характера Ричарда, Робера, Марселя... при том, что сам "фон" остается статичен. И в самом деле, если призадуматься, то можно сказать, что первые три книги - это книги НЕ ПРО Рокэ. А в первую очередь - опять же про Дика, Робера, Марселя... Луизу и Сильвестра, в конце концов.

Ну, теперь хоть понятен возможный угол зрения...

@темы: Книги, Точка зрения

---

Писатель должен опираться в своем творчестве на реальность. Так или иначе. Даже самый фантастический вымысел не может обойтись без реальности. Если хочешь взлететь, все равно нужна поверхность, от которой можно оттолкнуться.
В любом случае фантастическое — только еще одно преломление нашей реальности в писательском воображении. Если у фантазий не будет никаких связей с реальностью, они будут неинтересны читателю.
Впрочем, я хотела говорить о махровых реалистах. И о прототипах. Был такой писатель — Ричард Олдингтон. Неплохой английский писатель, крайне нелюбимый в английских богемно-писательских кругах. Дело в том, что он писал романы о знакомых. Он, конечно, не называл настоящих имен, но созданные им образы были настолько опознаваемы и при этом нелестны, что прототипы узнавали себя очень легко. И, как правило, обижались. Обижались еще и потому, что карикатуры, нарисованные Олдингтоном, были по большому счету справедливы. А заслуженная насмешка, на которую нечего возразить, всегда кажется обидней.
Это один случай. А бывают и другие. Например, писатель взял и поссорился с каким-нибудь человеком. Ну, дело, конечно, житейское и пустяковое. Тот же Ричард Олдингтон, кстати, тоже много с кем поссорился. Другое дело, что карикатурным даром Олдингтона писатель не обладает или нет в человеке ничего такого яркровыраженного, чтоб получилась качественная карикатура. А гадость сказать хочется. И писатель изображает некого персонажа погаже, подарив ему цвет глаз и волос своего недруга, а чтоб все всё точно поняли, в кругу приближенных сообщает, что эта сволочь нарисована с такого-то. Сволочь может походить на такого-то только цветом глаз и волос, но круги по приписательской тусовке побежали, и побежали широко, и какой-нибудь посторонний человек, знать не знающий о писательской ссоре, будет твердо уверен, что человек, с которого сволочь якобы нарисовали, сволочь и есть.

Почему я об этом пишу? Да просто гадко становится на душе, когда сталкиваюсь с подобным...

@темы: Книги, Мысли вслух, Наблюдения, Точка зрения

---

Если подумать, самый большой показатель писательского таланта — это герой, написанный так, чтобы у читателя не возникало вопросов, почему он ведет себя подобным образом. То есть герой настолько живой, что его поведение воспринимается всегда как естественное. Например, Мартину это блестяще удается. Почему-то мне, когда я читаю его книги, не требуется авторских пояснений, чтобы верить в то, что такие люди бывают. Его герои убедительны и в подвиге, и в подлости, и ощущения авторской марионетки никогда не возникает.

Кстати, мне лично Арья не кажется чересчур взрослой. На мой взгляд, это вполне убедительный ребенок, вынужденный выживать в ой какой непростой ситуации. И это прекрасно иллюстрирует список тех, кого она убили, когда получила такую возможность. Монстрик? Не уверена. Все дети достаточно монстрообразны, потому что не скованы еще взрослыми запретами и комплексами. У кого-то я читала, что самыми кошмарными местами на зонах были бараки малолеток.

@темы: Книги, Мысли вслух, Наблюдения, Точка зрения

---

Альтернативная история

Лично я отношу к этому жанру очень мало произведений.
Сперва скажу о том, какие произведения к ней заведомо не относятся:
1. Эпосы. В них могут упоминаться какие-то исторические лица, события и т.д., но никто из творцов эпосов не ставил себе целью следование исторической правде. Они просто рассказывали слушателям побасенки, перевирая в угоду занимательности все, что можно.

Очень часто имя какого-нибудь запомнившегося народу исторического лица просто присваивалось персонажу бродячего сюжета. Степень достоверности такая же, как у деввачкоффского фанфикшена.
2. Исторические романы вроде А. Дюма. Фанфики, написанные с использованием историчеких хроник и мемуаров. Достоверность безжалостно приносится в жертву занимательности. Характеры и поступки персонажей изменены так, чтоб автору было удобней.
Подчеркну, что и автор "Песни о Нибелунгах", и автор "Графини де Монсоро" не стремились создать другую версию истории — они просто вольно обращались с историческими фактами.

Собственно к жанру альтернативной истории, на мой взгляд, относится очень мало произведений. Это произведения, оперирующие несбывшимися возможностями существующей реальности. И, что очень важно, — фактическая сторона в них должна быть обязательно на высоте и действующие исторические лица по характеру соответствовать себе самим. Да, они будут действовать немного в другой реальности, но действовать так, как они бы действовали, если бы события повернулись таким образом. В общем, в моем представлении альтернативная история — игрушка для крутых профессионалов.

@темы: Книги, Мысли вслух, Точка зрения

---

На примере Вейского цикла Латыниной интересно посмотреть, как в современной, даже скажем так — в новейшей фантастике, преломилась тема прогрессорства. Собственно говоря, Латынина значительно усложнила жизнь прогрессора. Потому что у Стругацких в "Трудно быть богом" типичный западноевропейский феодальный мир, где человек хорош по происхождению и ко всякому дворянину априори относятся с почтением. Поэтому он может явиться неизвестно откуда, объявить себя дворянином из метрополии и легко получить доступ в высший свет. У Латыниной же прогрессору приходится действовать в чиновничьей империи.

Человек неизвестно откуда не имеет там никакого веса. Там значим только человек со связями, то есть человек, так или иначе связанный с чиновничьей средой. А поэтому прогрессору закономерно приходится быть чиновником империи, а следовательно, играть по общим правилам. Он так же должен кончать лицей Белого Бужвы и сдавать экзамены на чин, потому что в империи неплохая бюрократическая система и о человеке всегда можно навести справки. Он не может быть чище и лучше, потому что в этом случае он будет выглядеть подозрительно и не сможет сделать карьеру. Он должен быть типовым чиновником, то есть так же брать и давать взятки и участвовать в махинациях, потому что именно таким образом чиновник и приобретает связи и влияние.
Если Антона искренне пугает его слияние с личностью Руматы, высокородного хама, как он сам его определяет, то Дэвид Стрейтон ничуть не страдает от того, что мыслит и действует как вейский чиновник Нан. Более того, он больше Нан, чем Стрейтон, и другие земляне при встрече это прекрасно чувствуют:
Инспектор прибыл в монастырь через двадцать минут. Полковник вышел ему навстречу и лично помог инспектору спуститься с коня.
Он спрыгнул с коня, и оба землянина пожали друг другу руки. Потом Келли отступил шаг назад и внимательно оглядел Стрейтона. На инспекторе был серый, крытый шелком кафтан без знаков различия, юфтяные сапожки с высокими каблуками, удобными для верховой езды. Волосы его были повязаны белым шелковым платком, и карие глаза с чуточку подведенными ресницами глядели надменно и ясно.
- Вы почти не изменились, Дэвид, - сказал полковник. - А как себя чувствуют наши друзья... Помните Ханиду?
Нан глядел непонимающе.
- Ну, этого контрабандиста, - он нам доставил на своей лодке оптический генератор, вы ему сказали, что местные богачи везут эту штуку тайком плавить руду...
- Он утонул, - сухо сказал Нан.
- А Ламар, смотритель кладовых?
- Он отравился грибами.
- О Господи, - сказал Келли, - надеюсь, вы не принимали в этом участия?
Нан взглянул на него. Взгляд Нана был чист и безмятежен. "Боже мой, - вдруг подумал Келли, - он же не землянин. Он же вейский чиновник. Он действительно убил этих людей, не потому, что они были опасны для желтого монастыря, а потому, что они были опасны для карьеры Нана".

...Нан чувствовал себя лишним в этом подземелье, где с потолка светили голубоватые лампы и компьютеры с нежным шипением пускали слюнки распечаток.
Ученые ходили нервные и злые, не умея скрыть свое беспокойство и не собираясь скрывать своих мыслей. Чужак с манерами вейского чиновника раздражал их. Они пытались с ним спорить. Нан вежливо поддакивал, и это раздражало их еще больше.

Нан действительно прежде всего чиновник империи, если уж на то пошло, он прекрасно устроился на Вее и мыслит во многом как типичный веец:
"Следователь Нан был удивлен и встревожен, когда его вызвали к императору. Следователь Нан было предположил, что речь пойдет об инисской контрабанде, или о партии чахарского шелка, с которой по его запросу был снят арест, или о той скверной истории с человеком из Аракки, когда Нан получил сорок тысяч, но пожадничал и сказал господину Ишнайе, что получил только двадцать, - и что Ишнайя мог проведать, что Нан его надул."

"- Ну что, добились своего? - спросил Бьернссон, склонив голову набок и высматривая, как ловчее пристроить цветущий бархатец. - Ира не нашли, зато извели злодеев, разоблачили заговорщиков, пощадили невинных, покарали виновных... Или не покарали? Вы мне не объясните, о справедливый чиновник, почему господин Айцар жив и здоров, а араван Нарай - на том свете? Ведь он все-таки не замышлял расчленения столь дорогого вам государства...
Нан засмеялся.
- Я же вейский чиновник, как вы изволили отметить. Должен же я соблюдать традицию и судить не по закону, а по справедливости."

Нан не страдает от жизни в империи — он там совершенно на своем месте. Жизнь, которую он ведет, позволяет ему полностью удовлетворять собственные амбиции, и так как он на Вее свой, он не считает грязью свое окружение.

Закономерно, что подобранный Наном мальчишка Шаваш тоже становится чиновником — Нан действительно о нем заботится и помогает вступить на лучшую из возможных в империи жизненных дорог. Подобранный Руматой Уно гибнет, подобранный Наном Шаваш становится одним из главных чиновников Империи и помогает Нану стать представителем Веи в Совете Федерации.

@темы: Книги, Мысли вслух

---

Этернийское

А вообще положение Рокэ Алвы — идеальное положение для Марти-Стю.))) Это резюме по поводу того, может ли человек не обращать на Рокэ внимания. Вердикт — не может, потому что энергетическая структура мира этому препятствует. К Рокэ вообще людей и нелюдей должно тянуть со страшной силой, поскольку он источник питания, этакий поставщик и носитель энергии. Потому-то Алве и сходят с рук многие вещи, которые человеку менее энергетичному хрен сошли бы.

@темы: Книги, Мысли вслух, Точка зрения

---

Люди и нелюди, дамы и господа, скажите, а есть ли книги, которые Вы считаете идеальными? Если есть, то какие? В смысле — самая лучшая книга в мире для Вас лично. )))

@темы: Книги, Мысли вслух

---

Фантастика от фэнтези не отличается ничем, кроме аксессуаров. В одном случае у героя будет меч-кладенец, а в другом бластер. Вот и все различие. А больше ровно никаких различий нет! И фантастика, и фэнтези — всего лишь определение артефактных составляющих мира. Это просто описание интерьеров, в которых действуют герои. Но в этих интерьерах равно может быть написан роман и авантюрный, и философский, и детективный, и любовный. Существуют вещи, принадлежность которых к фантастике или фэнтези определить сложно. Куда отнести рассказы о Хогбенах Генри Каттнера или "Назовем его демоном" :lib.ru/KUTTNER/demon.txt? А "Кибериаду" Лема? А рассказик Р. Лэфферти "Семь дней ужаса":lib.ru/INOFANT/LAFFERTI/2a-30.txt?
Точку зрения, что фэнтези правдоподобнее фантастики или фантастика правдоподобнее фэнтези, следует признать глубоко ошибочной.))) Они правдоподобны совершенно в равной степени.

@темы: Книги, Мысли вслух, Наблюдения

---

Надо сказать, на книжных стеллажах в моей квартире можно найти дивные вещи. В них жив аромат эпохи — другой, уже чужой и позабытой, но, благодаря таким материальным свидетельствам, становящейся понятнее. Вот одна из таких вещей:

Вот ради чего эта книга была выпущена. Задачи издания:


Кстати, манера обширно оснащать издание лозунгами для современного читателя выглядит непривычно. Можно понять, что это элемент тогдашней идеологической работы и таким образом продвигались в народ те лозунги, которые должна знать всякая ткачиха и кухарка, вроде ПРОФСОЮЗЫ — ШКОЛА КОММУНИЗМА!", напечатанный на первой странице над Интернационалом. К тому же таким образом отсталые народные массы оповещались о первоочередных задачах:






Тексты песен, ясное дело, не блещут особыми художественными достоинствами. Дело, впрочем, я полагаю. не столько в бездарности творцов, сколько в том, что широкие народные массы были готовы воспринимать именно такие, упрощенные и безыскусные стихи. По крайней мере, сперва именно они пользовались широкой популярностью, поскольку были хотя бы понятны. А попроси, скажем. господина Блока написать что-нибудь революционное — и что он сотворит? Какую-нибудь поэму "Двенадцать", в которой и с пол-литрой не разберешься.)))
Сейчас, насмехаясь над песнями периода революции, мы просто забываем, сколь велик был культурный разрыв между теми, кто читал Блока, и теми, кому адресовались эти песни. Мы просто банально забываем о том, какая активная просветительская работа велась в стране. Да, она была идеологизирована. А покажите мне страну, где образование не подчинено идеологии!

Но для современного читателя тогдашние песни все равно кажутся забавными. Например, очень часто употребляемой междометие "гей" вполне способно развернуть мысли сегодняшнего испорченного читателя совсем не туда:






В этой песне встречается дивное слово "фабзайчата" — прямо "фабричные зайчата" какие-то. Кто это, кстати, были такие?
И еще я прочитала такой вариант нашей восточно-сибирской национальной песни, какого никогда не слышала.



Теперь так не поют и совершенно правильно делают. Если сравнить предлагаемую редакцию и исполняемую, можно понять, что это редкий случай, когда слова стали лучше. "Звонкие цепи" — это как-то чрезмерно кокетливо для каторжанина.)))

А в конце книжки, под сентенцией "МУЗЫКА ОРГАНИЗУЕТ МАССЫ", приведена

ПРОГРАММА ВЫСТУПЛЕНИЯ

ЛЕНИНГРАДСКОГО ОБЩЕСОЮЗНОГО РАБОЧЕГО ХОРА И ОРКЕСТРОВ В ДНИ 10-ЛЕТИЯ ОКТЯБРЯ.

Великорусский оркестр.

Тема из 2-й части 7-й симфонии Бетховена (оркест>

с хором).

Вступление к Опере „Стенька Разин". Муз. Траилина

Подкандальный марш. Орк. Привалова.

Хор поселян из оп. „Князь Игорь". Муз. Бородина

Оркестр с хором.

Интернационал (с хором и в новой редакции).

Хор.

„Великий Октябрь". Муз. Красева.

„Павшие Братья". Тема из 7-й симфонии Бетховен

(Хор с сопровождением оркестра).

„Помни Ильича". (Мелодия Сербской песни).

„Э - гей, Берлинцы". Муз. Лобачева.

„Эй ухнем". Гармон. А. К. Глазунова.

„Высота-ль высота поднебесная". Хор из оп .„Садко" Муз. Римского-Корсакова.

Кантата.—'Слава! Муз. Сасс-Тисовского.

Интернационал. (С оркестрами и в новой редакции),

Хор поселян из оп. „Князь Игорь". Муз. Бородина-

(Хор с Великорусским оркестром).

Примечание. № 9-й (Хор поселян) будет исполнен хоровыми кружками, которые уже имеют его в своем репертуаре.

Неаполитанский оркестр
Рабочий Итальянский Гимн.

 

 

 

Интермеццо из оп. „Сельская честь". Муз. Масканъи.

Серенада из оп. „Дон Жуан". Муз. Моцарта.

Норвежский танец. Муз. Грига.

Духовой Оркестр.

Торжественный марш из оп. „Риенци". Муз. Вагнера.

Тема из 2-й части 7-й симфонии. Муз. Бетховена

(оркестр с хором).

Вступление ко 2 акту балета „Лебединое Озеро". Myз. Чайковского.

„Эй ухнем". Гармониз. Глазунова (оркестр с хором).

Пляска из оп. „Рогнеда". Муз. Серова,

Интернационал. (Орк. с хором и в новой редакции).

 

Кроме выступления больших об'единений, предполагается — оркестр гармонистов, гусляров, симфонического оркестра и инструментальные вокальные сольные номера.

По ней, кстати, видно, что с пролетарской музыкой еще плоховато, оркестры пробиваются в основном старым буржуазным репертуаром. Ну ничего, через десять лет в стране будут уже песни из кинофильмов, которые придадут оркестровым выступлениям новый, более пролетарский вид.

@темы: Книги, Мысли вслух, Наблюдения

---

Я люблю книги Терри Пратчетта. Нельзя сказать, что они развивают мой ум или воображение. По крайней мере, в тех его книгах, которые я читала, я не встретила новых для себя мыслей. Но, тем не менее, Пратчетта я люблю. Ему потрясающе удается передавать усредненное представление о чем-либо. Он ловко использует мифологемы современного сознания, его мир - это мир среднестатистических представлений среднестатистического европейца. Терри Пратчетт - мастер общих мест и расхожих истин, но ТАКИЕ расхожие истины не грех лишний раз и повторить:
Там, внизу, живут люди, которые последуют за любым драконом, поклонятся любому богу, проигнорируют любое беззаконие. Из какой-то своей тоскливой, скучной, бытовой плохости. Я говорю не о творческой, высокой мерзости великих грешников, а о ширпотребе душевного мрака. О, так сказать, грехе, лишенном всякого намека на оригинальность. Они принимают зло не потому, что говорят «да», а потому, что не говорят «нет». «Стража! Стража!»

@темы: Книги, Мысли вслух

---

В глазах заурядного читателя хороший автор не тот, кто пишет хорошим языком, а тот, кто пишет так, что читателю легко ассоциировать себя с его героями. С этой точки зрения чем лучше автор, тем большее число читателей будет видеть себя в его героях. Но отсюда может следовать странная закономерность: чем схематичней герой, тем лучше для читателя, потому что ничего не мешает наполнять схему собственным содержанием. На этом держатся все «народные» серии вроде любовного романа и т.п. Собственно говоря, выдвинутые Владимирским требования как раз служат для формирования подобных героев-пустышек. Я не могу сказать, что это глупые требования. Эти требования, на самом деле, очень разумны. Просто они никак не ориентированы на то, что автор по ним будет создавать Литературу с большой буквы или хотя бы просто нормальную беллетристику. Они предполагают исключительно создание чтива. Они ориентированы на невзыскательного и примитивного читателя, который не хочет от книги ничего, кроме как проветрить мозги. Он не хочет сильных эмоций или неожиданных мыслей - он просто желает прочитать сказочку с заведомо счастливым концом. Что ж, такой читатель существует, и если господин Владимирский хочет угождать именно ему - это его личное дело. Деньги, на чем бы они ни были заработаны, как известно, не пахнут.
Жаль, что издательство "Крылов" ориентируется на взрослого читателя. По этим требованиям можно было бы написать вполне приличную книгу для младшего школьного возраста.

@темы: Книги, Мысли вслух, Наблюдения, Точка зрения

---

Как вы думаете, если вы не чувствуете какого-либо литературного персонажа, не понимаете мотивы его поступков, это говорит о его неправдоподобии и о психологической несостоятельности автора?
Я часто задаюсь подобными вопросами, когда слышу или читаю высказывания о том, что таких людей не бывает, что автор вообще не понимает людей, что герой не мог так поступить, что все это неестественно и т.п., и т.д.
Самое обидное, что подобные высказывания вполне допускают и писатели в отношении собратьев, причем в этих высказываниях обычно сквозит этакая высокомерная гордость: «Я-то, в отличие от него, знаю о душе человеческой все!»
Между тем все мы люди, все мы человеки, и знаем прежде всего себя. Поступки и мотивировки другого человека для нас зачастую - тайна за семью печатями. Для человека умного и с воображением это еще большая тайна, чем для тупицы. Как мне сказала одна моя приятельница: «Чем умнее мужчина, тем больше он про тебя выдумывает. А потом еще тебе и доказывает, что именно это ты и думала и именно поэтому так поступила». Женщины поступают часто точно так же. В общем, эта истина слишком банальна, чтоб долго распространяться на эту тему.
А писатели ничем не лучше всех других. Часто еще и хуже, потому что им чувство собственной важности глаза застит. Поэтому не стоит доверять суждениям писателя о писателе в том, что касается психологической достоверности персонажей.
Психологическая достоверность литературного произведения вообще очень сильно зависит от воспринимающего. Например, я часто читаю обвинения Дяченок в отсутствии психологизма. Мне же их персонажи кажутся вполне психологически убедительными. Подумав, я пришла к выводу, что дело тут прежде всего в специфичности Дяченок. Они пишут о вещах слишком морально неоднозначных, их книги - это чаще всего обсуждение какой-нибудь этической проблемы, этакий своеобразный душевный нарыв. Если у человека нет этого душевного нарыва, он не видит в этом проблемы и не понимает, о чем вообще речь. В некотором смысле такие критики подобны здоровому человеку, который пытается доказать больному, что его болезней не существует, потому что у него-то самого ничего не болит.

@темы: Книги, Мысли вслух, Наблюдения, Точка зрения

---

Знаете, что особенно противно в неплохой книге? Когда автор вставляет туда квест, вшитый, так сказать, «на живую нитку». Например, как эта самая история с шошами в «Видунье» у О. Громыки. Я понимаю: автору нужно было, чтоб Альк спас своих спутников. Но зачем же так?
Шошы меня разозлили неимоверно, потому что, на мой взгляд, такие существа просто объективно не могут существовать. Создания размером с медведя, роющие в песках обширные норы и охотящиеся на то, что проходит над их норами по поверхности, выскакивая из песка, обречены на вымирание! Если бы они хоть выходили, как все порядочные норные животные, ночами на охоту на поверхность, так нет же... У меня сразу возникает животрепещущий вопрос: а что они там жрут, тем паче, что на свету они не охотятся, то есть вся пища, пробежавшая над их норами днем, недоступна? Кстати, еще один животрепещущий вопрос: а как они там узнают, что день? )))
Нет уж, такие твари могут существовать только произволом Божини Хольги.)))
А с точки зрения читателя: лучше бы туда раз в год в полночь прилетала жабоптица/дракон/чудо-юдо, и деревня откупалась от этой твари человеческими жертвами. Уж лучше нормальный штамп, чем ненормальная псевдореалистичность.

@темы: Книги, Мысли вслух, Наблюдения, Точка зрения

---

В дополнение к предыдущему посту

Книга культовая может быть одновременно книгой фэндомно-популярной. В конце концов, мода существует везде. Там, где один читатель узрит идею, другой увидит только прикид а-ля персонаж.
Вместе с тем книга культовая может совершенно не быть фэндомно-популярной. Прекрасный пример такой книги — "Чайка по имени Джонатан Ливингстон" Р. Баха. У этой книги есть широкий круг поклонников, от многих людей я слышала, что она оказала огромное воздействие на их мировоззрение, — и в то же время по ней нет фиков (по крайней мере на русском языке), ее поклонники не объединяются в фэндом. Причина проста — книга чересчур идеологична и не оставляет места для свободного истолкования, которое требуется для фэндомно-популярной книги. По сути, в книге нет персонажей, есть только идея.

@темы: Книги, Мысли вслух, Наблюдения

---

Для большинства читателей самым важным является не то, что написал автор, а собственные чувства, мысли, ассоциации, порожденные чтением книги. Книга должна вступать в резонанс с внутренним миром читателя. То есть любит читатель не талант автора, а самого себя, и в книгах он прежде всего ищет самого себя. Это банальная мысль, она наверняка уже кем-то высказывалась. Но каждому автору полезно было бы повторять ее как молитву каждый день. Тогда он не станет возмущаться, что его произведение читатель посмел наполнить каким-то своим содержанием. Хочешь однозначного восприятия — пиши не художественную литературу, а методички.

Феномен фэндомности интересен как раз с этой точки зрения — как предельный случай наполнения чужой художественной оболочки читательским личностным смыслом.

А между книгой культовой и книгой фэндомно-популярной есть все-таки, на мой взгляд, некоторые отличия. Читатель культовой книги пытается реализовать то, что понравилось (персонаж, идея), в повседневной реальности, читатель-фэн пытается реализовать самого себя в реалиях книги. В первом случае персонажи прорываются в мир читателей, во втором случае читатели пытаются прорваться в мир персонажей.

@темы: Книги, Мысли вслух, Наблюдения, Точка зрения