Лопух я сегодня...
Прочла тут в аннотации к книге, что «Асканио» – один из лучших исторических романов Дюма. Хм… По-моему, вещь скучная и невыразительная, а герои ну совершенно шаблонные.
читать дальшеДюма нужен был благородный помощник и защитник, без которого Асканио и Коломбе век счастья не видать, и он взял да и припряг к этому делу Бенвенуто Челлини. А так как реальный Бенвенуто Челлини для такой роли не очень-то подходил, то его характер пришлось подправить в сторону большего благородства. И в результате получить вполне стандартный романный персонаж, который по всем статьям проигрывает реальному Челлини. Ну и во всем романе постоянно приходилось делать отступления от характера и подкладывать под поступки Челлини мотивировки, которых там и близко не было. Одна история с Катериной в изложении Дюма чего стоит, ах-ах. Бенвенуто помог ей обрести семейное счастье.))) В изложении Бенвенуто эта история выглядит препаскудно и ни малейшего намека на благородство в ней нет. Сперва счетовод Паголо надул Бенвенуто, закрутив роман с его любовницей. Бенвенуто счетовода и любовницу, а по совместительству натурщицу, выпер к чертям. В Италии он бы их попросту убил, но, пока гонялся со шпагой за удравшим счетоводом, вспомнил, что он во Франции, а во Франции убийство было чревато тем, что убийцу затаскают по судам. А Бенвенуто и так вел две тяжбы и вовсе не хотел получить еще третью. А потом, когда услышал, что Паголо снял для Катерины и ее матери дом, да еще смеет насмехаться над самим Бенвенуто, рассвирепел и заставил Паголо на ней жениться. Впрочем, вот что пишет об этой истории сам Челлини:
Если бы я не говорил, в некоторых из этих моих приключений, что сознаю, что поступил дурно, то те другие, где я сознаю, что поступил хорошо, не сошли бы за истинные; поэтому я сознаю, что сделал ошибку, желая отомстить столь странным образом Паголо Миччери. Хотя, если бы я знал, что это такой слабый человек, мне бы никогда не пришла на ум такая постыдная месть, какую я учинил; потому что мне мало было того, что я заставил его взять в жены такую подлую потаскушку, но еще потом, желая закончить остаток моей мести, я за ней посылал и лепил ее; каждый день я ей давал по тридцать сольдо; и так как я заставлял ее оставаться голой, то она требовала, во-первых, чтобы я платил ей ее деньги вперед; во-вторых, она требовала очень хороший завтрак; в-третьих, я из мести имел с нею общение, попрекая ее и мужа теми разными рогами, которые я ему учинял; в-четвертых, я держал ее в очень неудобном положении по многу и многу часов; и быть в этом неудобном положении ей очень надоедало, настолько же, насколько мне это нравилось, потому что она была прекрасно сложена и приносила мне превеликую честь. И так как ей казалось, что я ей не оказываю того внимания, какое я оказывал раньше, до того, как она вышла замуж, и это было ей весьма в тягость, то она начинала ворчать; и на этот свой французский лад грозилась на словах, упоминая своего мужа, каковой уехал жить к приору капуанскому, брату Пьеро Строцци. И, как я сказал, она упоминала этого своего мужа; а когда я слышал, что о нем говорят, тотчас же на меня находил неописуемый гнев; однако я его сносил, с неохотой, как только мог, памятуя, что для моего искусства мне не найти ничего более подходящего, чем она; и говорил про себя: «Я учиняю здесь две разных мести; первую — тем, что она замужем; это не мнимые рога, как его, когда она была для меня потаскухой; поэтому, если я учиняю эту столь отменную месть по отношению к нему, а также, и по отношению к ней такую странность, держа ее здесь в таком неудобном положении, которое, кроме удовольствия, приносит мне такую честь и такую пользу, — то чего же мне еще желать?» Пока я подводил этот мой счет, эта дрянь распространялась в этих оскорбительных словах, говоря все время о своем муже, и такое делала и говорила, что выводила меня из границ рассудка; и, отдавшись в добычу гневу, я схватил ее за волосы и таскал ее по комнате, колотя ее ногами и кулаками, пока не устал. И туда никто не мог войти ей на помощь. После того, как я ее порядком потрепал, она стала клясться, что не желает никогда больше ко мне возвращаться; поэтому первый раз мне показалось, что я очень плохо сделал, потому что мне казалось, что я теряю удивительный случай доставить себе честь. Притом же я видел, что она вся истерзана, посинела и распухла, думая, что если она и вернется, то •необходимо будет лечить ее недели две, раньше чем я мог бы ею пользоваться.
Реальный Бенвенуто, подслушав разговор Асканио с Коломбой, первым делом бы заколол Асканио, так как был человеком крайне вспыльчивым и ревнивым.))) И мне жалко живого, вспыльчивого и тщеславного Бенвенуто. Он куда больше заслуживает быть героем романа, чем та бледная тень, которую оставил от него Дюма. Правда, это был бы должен быть совершенно другой роман.
читать дальшеДюма нужен был благородный помощник и защитник, без которого Асканио и Коломбе век счастья не видать, и он взял да и припряг к этому делу Бенвенуто Челлини. А так как реальный Бенвенуто Челлини для такой роли не очень-то подходил, то его характер пришлось подправить в сторону большего благородства. И в результате получить вполне стандартный романный персонаж, который по всем статьям проигрывает реальному Челлини. Ну и во всем романе постоянно приходилось делать отступления от характера и подкладывать под поступки Челлини мотивировки, которых там и близко не было. Одна история с Катериной в изложении Дюма чего стоит, ах-ах. Бенвенуто помог ей обрести семейное счастье.))) В изложении Бенвенуто эта история выглядит препаскудно и ни малейшего намека на благородство в ней нет. Сперва счетовод Паголо надул Бенвенуто, закрутив роман с его любовницей. Бенвенуто счетовода и любовницу, а по совместительству натурщицу, выпер к чертям. В Италии он бы их попросту убил, но, пока гонялся со шпагой за удравшим счетоводом, вспомнил, что он во Франции, а во Франции убийство было чревато тем, что убийцу затаскают по судам. А Бенвенуто и так вел две тяжбы и вовсе не хотел получить еще третью. А потом, когда услышал, что Паголо снял для Катерины и ее матери дом, да еще смеет насмехаться над самим Бенвенуто, рассвирепел и заставил Паголо на ней жениться. Впрочем, вот что пишет об этой истории сам Челлини:
Если бы я не говорил, в некоторых из этих моих приключений, что сознаю, что поступил дурно, то те другие, где я сознаю, что поступил хорошо, не сошли бы за истинные; поэтому я сознаю, что сделал ошибку, желая отомстить столь странным образом Паголо Миччери. Хотя, если бы я знал, что это такой слабый человек, мне бы никогда не пришла на ум такая постыдная месть, какую я учинил; потому что мне мало было того, что я заставил его взять в жены такую подлую потаскушку, но еще потом, желая закончить остаток моей мести, я за ней посылал и лепил ее; каждый день я ей давал по тридцать сольдо; и так как я заставлял ее оставаться голой, то она требовала, во-первых, чтобы я платил ей ее деньги вперед; во-вторых, она требовала очень хороший завтрак; в-третьих, я из мести имел с нею общение, попрекая ее и мужа теми разными рогами, которые я ему учинял; в-четвертых, я держал ее в очень неудобном положении по многу и многу часов; и быть в этом неудобном положении ей очень надоедало, настолько же, насколько мне это нравилось, потому что она была прекрасно сложена и приносила мне превеликую честь. И так как ей казалось, что я ей не оказываю того внимания, какое я оказывал раньше, до того, как она вышла замуж, и это было ей весьма в тягость, то она начинала ворчать; и на этот свой французский лад грозилась на словах, упоминая своего мужа, каковой уехал жить к приору капуанскому, брату Пьеро Строцци. И, как я сказал, она упоминала этого своего мужа; а когда я слышал, что о нем говорят, тотчас же на меня находил неописуемый гнев; однако я его сносил, с неохотой, как только мог, памятуя, что для моего искусства мне не найти ничего более подходящего, чем она; и говорил про себя: «Я учиняю здесь две разных мести; первую — тем, что она замужем; это не мнимые рога, как его, когда она была для меня потаскухой; поэтому, если я учиняю эту столь отменную месть по отношению к нему, а также, и по отношению к ней такую странность, держа ее здесь в таком неудобном положении, которое, кроме удовольствия, приносит мне такую честь и такую пользу, — то чего же мне еще желать?» Пока я подводил этот мой счет, эта дрянь распространялась в этих оскорбительных словах, говоря все время о своем муже, и такое делала и говорила, что выводила меня из границ рассудка; и, отдавшись в добычу гневу, я схватил ее за волосы и таскал ее по комнате, колотя ее ногами и кулаками, пока не устал. И туда никто не мог войти ей на помощь. После того, как я ее порядком потрепал, она стала клясться, что не желает никогда больше ко мне возвращаться; поэтому первый раз мне показалось, что я очень плохо сделал, потому что мне казалось, что я теряю удивительный случай доставить себе честь. Притом же я видел, что она вся истерзана, посинела и распухла, думая, что если она и вернется, то •необходимо будет лечить ее недели две, раньше чем я мог бы ею пользоваться.
Реальный Бенвенуто, подслушав разговор Асканио с Коломбой, первым делом бы заколол Асканио, так как был человеком крайне вспыльчивым и ревнивым.))) И мне жалко живого, вспыльчивого и тщеславного Бенвенуто. Он куда больше заслуживает быть героем романа, чем та бледная тень, которую оставил от него Дюма. Правда, это был бы должен быть совершенно другой роман.
@темы: Книги, Мысли вслух, Точка зрения