[fools-gold]

Прочла тут в аннотации к книге, что «Асканио» – один из лучших исторических романов Дюма. Хм… По-моему, вещь скучная и невыразительная, а герои ну совершенно шаблонные.
Дюма нужен был благородный помощник и защитник, без которого Асканио и Коломбе век счастья не видать, и он взял да и припряг к этому делу Бенвенуто Челлини. А так как реальный Бенвенуто Челлини для такой роли не очень-то подходил, то его характер пришлось подправить в сторону большего благородства. И в результате получить вполне стандартный романный персонаж, который по всем статьям проигрывает реальному Челлини. Ну и во всем романе постоянно приходилось делать отступления от характера и подкладывать под поступки Челлини мотивировки, которых там и близко не было. Одна история с Катериной в изложении Дюма чего стоит, ах-ах. Бенвенуто помог ей обрести семейное счастье.))) В изложении Бенвенуто эта история выглядит препаскудно и ни малейшего намека на благородство в ней нет. Сперва счетовод Паголо надул Бенвенуто, закрутив роман с его любовницей. Бенвенуто счетовода и любовницу, а по совместительству натурщицу, выпер к чертям. В Италии он бы их попросту убил, но, пока гонялся со шпагой за удравшим счетоводом, вспомнил, что он во Франции, а во Франции убийство было чревато тем, что убийцу затаскают по судам. А Бенвенуто и так вел две тяжбы и вовсе не хотел получить еще третью. А потом, когда услышал, что Паголо снял для Катерины и ее матери дом, да еще смеет насмехаться над самим Бенвенуто, рассвирепел и заставил Паголо на ней жениться. Впрочем, вот что пишет об этой истории сам Челлини:
Если бы я не говорил, в некоторых из этих моих приключений, что сознаю, что поступил дурно, то те другие, где я сознаю, что поступил хорошо, не сошли бы за истинные; поэтому я сознаю, что сделал ошибку, желая отомстить столь странным образом Паголо Миччери. Хотя, если бы я знал, что это такой слабый человек, мне бы никогда не пришла на ум такая постыдная месть, какую я учинил; потому что мне мало было того, что я заставил его взять в жены такую подлую потаскушку, но еще потом, желая закончить остаток моей мести, я за ней посылал и лепил ее; каждый день я ей давал по тридцать сольдо; и так как я заставлял ее оставаться голой, то она требовала, во-первых, чтобы я платил ей ее деньги вперед; во-вторых, она требовала очень хороший завтрак; в-третьих, я из мести имел с нею общение, попрекая ее и мужа теми разными рогами, которые я ему учинял; в-четвертых, я держал ее в очень неудобном положении по многу и многу часов; и быть в этом неудобном положении ей очень надоедало, настолько же, насколько мне это нравилось, потому что она была прекрасно сложена и приносила мне превеликую честь. И так как ей казалось, что я ей не оказываю того внимания, какое я оказывал раньше, до того, как она вышла замуж, и это было ей весьма в тягость, то она начинала ворчать; и на этот свой французский лад грозилась на словах, упоминая своего мужа, каковой уехал жить к приору капуанскому, брату Пьеро Строцци. И, как я сказал, она упоминала этого своего мужа; а когда я слышал, что о нем говорят, тотчас же на меня находил неописуемый гнев; однако я его сносил, с неохотой, как только мог, памятуя, что для моего искусства мне не найти ничего более подходящего, чем она; и говорил про себя: «Я учиняю здесь две разных мести; первую — тем, что она замужем; это не мнимые рога, как его, когда она была для меня потаскухой; поэтому, если я учиняю эту столь отменную месть по отношению к нему, а также, и по отношению к ней такую странность, держа ее здесь в таком неудобном положении, которое, кроме удовольствия, приносит мне такую честь и такую пользу, — то чего же мне еще желать?» Пока я подводил этот мой счет, эта дрянь распространялась в этих оскорбительных словах, говоря все время о своем муже, и такое делала и говорила, что выводила меня из границ рассудка; и, отдавшись в добычу гневу, я схватил ее за волосы и таскал ее по комнате, колотя ее ногами и кулаками, пока не устал. И туда никто не мог войти ей на помощь. После того, как я ее порядком потрепал, она стала клясться, что не желает никогда больше ко мне возвращаться; поэтому первый раз мне показалось, что я очень плохо сделал, потому что мне казалось, что я теряю удивительный случай доставить себе честь. Притом же я видел, что она вся истерзана, посинела и распухла, думая, что если она и вернется, то •необходимо будет лечить ее недели две, раньше чем я мог бы ею пользоваться.

Реальный Бенвенуто, подслушав разговор Асканио с Коломбой, первым делом бы заколол Асканио, так как был человеком крайне вспыльчивым и ревнивым.))) И мне жалко живого, вспыльчивого и тщеславного Бенвенуто. Он куда больше заслуживает быть героем романа, чем та бледная тень, которую оставил от него Дюма. Правда, это был бы должен быть совершенно другой роман.